Современные тенденции в музеефикации руинированных памятников архитектуры

ВВЕДЕНИЕ
Глава 1. Историко-культурные особенности руинированных объектов
1.1. Руина в мировой истории
1.1.1. Античность
1.1.2.Средние века
1.1.3. Новое время
1.1.4. Новейшее время
1.2. Руинированные объекты
1.3. Археологические раскопки руинированных памятников архитектуры
Глава 2.Современная практика работы по сохранению и музеефикации руинированных объектов культурного наследия
2.1. Примеры в проектной деятельности по консервации и сохранению руин зарубежные и отечественные
2.2.Морфология руин и ее влияние на характер проектных решений
2.3. Используемые материалы в консервации и музеефикации руинированных памятников архитектуры
Глава 3. Основные подходы к сохранению и музеефикации руинированных памятников архитектуры.
3.1. Проблемы работы с руинированными памятниками архитектуры
3.2.Методики работы с руинированными памятниками архитектуры
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Перечень использованных информационных ресурсов
Приложение А Альбом иллюстраций

Весь текст будет доступен после покупки

Руинированные объекты – чрезвычайно ценная составляющая культурного наследия, в значительной своей части это фрагменты древних культур, остатки уникальных произведений.
В то же время — это наиболее хрупкая часть культурного наследия, подверженная эрозии, требующая постоянного ухода. Проблема поддержания руинированного состояния объекта – не новая задача. Ещё в публикациях начала прошлого века говорится о том, что средства консервации открытой кладки очень малоэффективны. Хотя процесс разрушения продолжителен, он прогрессирует незаметно, но неумолимо. Как правило, происходят небольшие постепенные изменения, которые периодически приводят к массовым обвалам. Необходимы защита и сохранение.
Мировой опыт работы с руинированными объектами культурного наследия достаточно обширен, особенно в том, что касается практики работы с этим типом объектов. Практикуются два способа решения проблемы. Первый способ – укрепление памятника в руинированном состоянии с помощью различных технических средств и подчеркивание приобретенных качеств природно- антропогенной скульптуры.
Второй - это включение наследия в новое законченное архитектурное сооружение.
Актуальность исследования связана с недостаточной изученностью теоретического осмысления проблем работы с наследием, отсутствием систематизации и классификации современных тенденций в музеефикации руинированных памятников архитектуры, неразработанностью критериев культурной оценки применяемых приемов.

Весь текст будет доступен после покупки

1.1. Руина в мировой истории

1.1.1. Античность
В античности, которая зачастую является источником вдохновения для последующих поколений, в том числе и в архитектурном плане, человеческое существование замыкалось на настоящем, не имея отсылки ни к будущему, ни к прошлому. Рядовой посетитель руин в древнюю эпоху воспринимал остатки разрушенного сооружения в качестве каменоломни, с которой мог беспрепятственно брать элементы для строительства своих частных жилищ. На более высоком уровне рядовым случаем было использование в новых культовых и общественных сооружениях ранее использованных камней, взятых из разрушенных сооружений.
Примеры: храм Деншуш, Румыния – христианский храм. сложенный в 7 в.н.э. из камней располагавшегося ранее на этом месте римского языческого культового сооружения;
Античность не воспринимала культурной ценности руин. Одним из общеизвестных исторических фактов является то, что древнеримская культура фактически «не заметила» разрушения Помпей, не отразив практически никаким образом отношение к этому событию. Обращение к гибели Помпей как к явлению культуры начинает прослеживаться позже, в XIX веке в связи с всплеском и развитием археологической деятельности. С.Н. Зенкин пишет, что только «в XIX катастрофическая гибель Помпеи сделалась (главным образом в Англии) темой ряда романов, получивших название «школы катастроф»; образцом ее считаются «Последние дни Помпеи» (1834) Э.Бульвер-Литтона.» , но об этом речь пойдёт позже.
По мнению О.Шпенглера, античным людям была чужда археология. В городах античности ничто не свидетельствовало ни о древности, ни о будущем, ни о прошлом
Руины не охранялись и не считались ценными объектами. Они сносились и заменялись иными сооружениями без зазрения совести. Однако, этот взгляд следует, однако, относить скорее только к римлянам. Тогда как греки основывали свое национальное самосознание почти исключительно на прошлом, начиная со II века до н.э. В прошлом греки видели «золотой век»,
предшествующий порабощению Римом. Руины же были наглядным изображением этого времени. Антипатр Сидонский (II в. до н.э.) воспевает руины разрушенного Коринфа, Плутарх писал: «только руины памятников напоминают нам о величии древности», Алфей (I в. До н.э.) запечатлевает в своих трудах сказания пастухов о городе циклопов при взгляде на руины
Микен.
Интересно отметить тот факт, что римляне несколько обесценили возвышенные чувства греков к руинам, превратив их из символа прошлого в объект забавы. Авторы помпейских росписей использовали руины в качестве декораций к сюжетам из древнегреческой мифологии.
Таким образом, можно выявить влияние руин, как олицетворения национальной самобытности, определяющее на каком-то этапе национальное сознание. Также важен впервые появившийся именно в античности аспект сценографической составляющей руинированных архитектурных объектов, который будет прослеживаться в дальнейшем на протяжении всей истории.
Резюмируя, можно сказать, что тема времени и истории актуальна для европейской античности в качестве напоминания о величии древности, как
«памятники древних доблестей», свидетельство славы, память о прошлом родного народа.
1.3.2. Средние века
Средневековье расширяет палитру осмысления руин. К трагичному созерцанию утраченного прошлого добавился религиозный нюанс. Так как создатели разрушенных зданий были язычниками, то в глазах средневекового человека, уничтожение дела их рук – это Божья кара за грех гордыни. Также важно отметить оттенок превосходства по отношению к людям, не знавшим истинного Бога. Документальное свидетельство этому взгляду дано в трудахархиепископа Хильдеберта Турского (Лаварденского) (1056-1133). Посетив Рим, он написал две элегии, первую из которых посвятил былому величию Рима, его непреходящей силе, которую разрушение не может умалить. «Этот город невозможно ни окончательно уничтожить, ни
восстановить, ни превзойти.» Искусство человека, создавшего Рим, неподвластно разрушениям богов. Во второй элегии, уже отойдя от описания чувств языческих богов и их восхищения трудами римского народа, он пишет от лица города: «В своем падении я величественнее, чем прежде. Крест дал мне больше, чем орел; Петр - больше, чем Цезарь. Раньше царством моим были города и страны, теперь - Небеса».
Средневековье не внесло новых веяний в осознание руины как архитектурного объекта, в это время поменялось только персональное восприятие рассматриваемых объектов. Руины же продолжали использоваться как каменоломни. Причем подобная практика оставалась привычной и в более позднее время.
1.3.3. Новое время
Возрождение
Изменение отношения к остаткам прошлого (которые в христианской Европе до сих пор носят определённый чуждый языческий оттенок) начинает осознаваться только в эпоху Возрождения, когда образованная элита начала обнаруживать ценность литературного, юридического и, особенно, художественного наследия Древнего мира (память о «золотом веке» античности.). Кроме того, в десяти книгах Витрувия по архитектуре, которая является единственной сохранившейся архитектурной теоретической работой от рассматриваемого ранее периода до Средневековья, руины римских построек были единственным источником информации о происхождении архитектурных идеалов античности. Но взгляд современников Ренессанса не касался развалин, как таковых, – они не рассматриваются в качестве отдельного архитектурного объекта. Руина в глазах наблюдателей начинает жить самостоятельной жизнью только после рождения современного мира в XVIII веке. В XVI появляются труды,
посвященные теме руин (Поджо Браччолини, Флавио Бьондо, Пирро Лигори). Но наряду с поклонением руинам продолжало существовать восприятие руин в качестве каменоломен.
Камни Колизея, например, разбирались для постройки новых сооружений не только рядовыми горожанами, но и представителями высших слоёв населения. В XV и XVI вв. папа Павел II брал камни для строительства своего венецианского дворца, кардинал Риарио – для Палаццо делла
Канчелериа, Павел III – для Палаццо Фарнезе. Именно это послужило причиной создания одного из первых в истории закона об охране памятников Пием II (Эней Сильвио Пикколомини)–булла об охране римских руин 1462 г. Руины рассматривались как физический источник для изучения архитектурных решений прошлого – в первую очередь, а как памятник архитектуры, требующий сохранения – во вторую очередь.
Важной вехой как в литературном, так и архитектурном осознании руины был роман Франческо Колонна 1499 года, созвучный идеям Альберти. Роман, по мнениям многих, имел влияние на архитектурное профессиональное сообщество. В нём герой Полифил в поисках
потерянной любви странствует по местности, усыпанной обломками античных памятников, в чём он начинает видет семантический подтекст. Читателю же предлагается познать концептуальную связь архитектуры с текстом. Эта сторона осмысления руин позднее найдёт отражение в термине «коммуникативное назначение» [7, с.11].
В эпоху ренессанса пиетет гуманистов к античности не ставился под сомнение, но имел оборотную сторону. Вполне возможна была ситуация, предполагающая изучение, например, античного форума, проведение обмерных работ, но также и следующее за этими мерами по фиксации разрушения, и постройку «воссозданного» памятника с домысливаниями и прагматическими «улучшениями». Следует также отметить первое обращение к мотиву псевдоруины именно в эпоху Возрождения. Вазари пишет о Girolamo Genga, архитекторе начала XV века, который был нанят
Герцогом Урбино (Урбинским): «[…] Герцог инициировал восстановление Дворца Пезаро, а также небольшого парка, приказав создать в нем сооружение, представляющее собой руины, приятные взгляду. « [135, с.384-385].
1.3.4. Новейшее время
В Новейшее время появляются проблемы отношения к руинированным объектам, ранее не существовавшие. Проблемы, связанные не только с очевидной ценностью исторического памятника. И поэтому они почти не осмыслены в реставрационной теории, в связи с чем необходимо было производить изыскания в материалах из смежных областей. Довоенный модернизм В XX веке появляется селективность при выборе наслоившихся эпох руины, имеющая пропагандистскую цель, складывается убеждение, что «античные красоты можно сохранить, только сделав их современными». Фрагментарность и мозаичность руины уже не расценивается негармоничной. Открывается возможность использования в качестве ориентира архитектурного проектирования образ и пластику руины (Л. Кан), а не буквальное подражание им (как в псевдоруинах). Появляется ряд новых точек зрения на руинированные объекты культурного наследия.
(Шпеер, Корбюзье, Кан, П.Рудольф). В Европе после первой мировой войны спектр осознания ценности руин расширяется ввиду глобальных изменений; проявляется изменение отношения к самодостаточности фрагментарной раздробленной структуры руинированного объекта культурного наследия.
Однако в то же время руина оказывается воспринятой, в качестве помехи или дефекта, вследствии чего появляется стремление к воссозданию целого. В этой связи можно упомянуть К.Шинкеля с проектом цельного воссоздания Акрополя. И с этого начинается уже сосуществование двух взглядов, двух разных пониманий того, что из себя представляет руина.
Ситуация остается неизменной вплоть до того момента, когда Н.Баланос, представляя свой проект концепции анастилоза (то есть частичного восстановления, но сохранения руинированного характера памятника в её приобретенном качестве) на Археологическом съезде 1905 года, не нашел поддержки из-за рискованности высказанной позиции. Поддержали идею
только в 1917 году во Французской академии надписей. Интересен также тот факт, почему именно в этот период произошли такого рода изменения. Казалось бы, в послевоеннный период Первой Мировой войны, когда начинали производиться именно восстановления военных разрушений, идея целостного воссоздания должна быть превалирующей. Но с одной стороны
появилась дистанция между современностью и прошлым, а с другой стороны в искусство прочно вошла идея фрагментарности и аппликативности. И это сказалось на общем видении мира в культуре. Появилось восприятие руины, как в некотором роде коллажа. В дальнейшем это проявится в архитектурном толковании руины как элемента интеграционного сооружения. Ситуация в Италии в 1930-е годы: археология выходила за рамки науки, проникая в
проектную деятельность. Расчистка и подача разрушенных античных памятников входила во все планы реконструкций, начиная со времён интервенции Наполеона I. Бенито Муссолини в речи от 21 апреля 1924 года призывал к освобождению Рима от поздних наслоений. Таким образом, изменен был метод реставрации – оптимальной датой считалось время создания во всех случаях. Археологические раскопы экспонировались, выявлялись сохранившиеся ординаты скрытых до того времени остатков
разрушенных сооружений. При этом превалирующую роль играла не столько научная или даже пропагандистская цель, а скорее эстетический визуальных эффект. При создании транспортной магистрали, соединяющей
Колизей и площадь Венеции (улицы Империи), приоритетным оказалось экспонирование античных руин, а не сохранение цельных памятников архитектуры более позднего периода.
Строительство здания комитета фашистской партии предполагалось на этой же магистрали среди руин. Они играли роль аллеи Сфинксов, пропилей к идеологически значительнейшему строению Рима. Таким образом руинам вновь приписывалась роль напоминания о величии древности и славе народа.
Немецкий философ В Бенджамин, к примеру, осознавал руину как метафору западной культуры. Освобождение человечества, по его мнению, должно быть мотивировано видением прошлого, видение «руин на руинах» настолько ужасное видение, что у тех, кто осмелиться на него взглянуть,
Должно возникнуть непреодолимое желание другого будущего.Для
В. Бенджамина руины воплотились в одну из самых мощных метафор западной культуры и причины, по которым это произошло, можно резюмировать следующим образом: «Аллегории в области мысли - это то же, что руины в области вещей.» В 1930-е О.Шпенглер выделил в мировой истории 8 культур, которые умирают в процессе превращения в цивилизации. Три из них (европейские):
Греко-римская (Античная) — пра-символ «телесное, скульптурно оформленное тело»т(имеет в своём основании «аполлоновскую» душу)
Западноевропейская —пра—символ «бесконечность» («фаустовская»
душа, воплощённая в символе чистого бесконечного пространства и временного процесса).
Русско-сибирская (Зарождающаяся культура) Одна из доминирующих черт «фаустовской» цивилизации – это тяготение к тенденции временного и духовного превосходства, в целях преодоления (в отличие от аполлонического, которая инвестировала большую часть своих сил в настоящий момент): «... бесконечного одиночества» . Мечты и увлечение прошлым (в том числе руинофилия) является уникальной особенностью фаустовской культуры. Шпенглер сравнивает Аполлоническое и Фаустовское отношение к прошлому: «После разрушения персами Афин под их обломками были похоронены все произведения раннего искусства, откуда мы теперь вновь извлекаем их на свет. Нам неизвестно, чтобы кто-нибудь из греков заинтересовался развалинами Микен или Феста
То есть в связи со всеобщим убыстрением времени, наше время – своеобразное Средневековье после крушения фаустовской культуры, «оцивилизировавшейся» и умершей после Второй мировой войны. А руины Второй мировой войны – это мемориалы и надгробные камни этой культуры.
Представители русского авангарда продолжали традицию отождествления руин с препятствием прогрессу, как и ранее при реконструкции Парижа, например. К. Малевич писал о том, что его философия – это «периодическое уничтожение городов и сёл как устаревших форм» [23]. Также достойно упоминания его высказывание: «Я живу в огромном городе Москве, жду её перевоплощения, всегда радуюсь, когда убирают какой-нибудь особнячок,
живших при алексеевских временах» [23, с.70] «Авангард» также отвергает связь с руиной в принципе, как с коренным противоречием идее создания нового чистого мира. Н. Пуниным это явление названо «Антируина» [66]. Важно отметить, что утопичный памятник Третьему Интернационалу не был
построен и не оставил руин.
Руины сыграли значительную роль также и в ландшафтных решениях того времени. В 1920-1930-х годах проекты общественных парков Рима выполнялись преимущественно одним и тем же ландшафтным архитектором Рафаэллем де Вико. Внимание к созданию видовых точек, обращенных на руины, стало в них основополагающим принципом. Это могли быть как замкнутые на себе системы (устройство парка Оппие на руинах терм Трояна), так и открытые структуры, включавшие внешние объекты (раскопанный Рынок Траяна).
Один из основателей современной журналистики, миллионер и коллекционер из США Уильям Рэндольф Херст в 1925 г. купил цистерианский монастырь в Испании и по камням перевёз его в Майами. Была создана достопримечательность, однако без духа места. Был продемонстрирована попытка создания руины на месте с иной историей, сбив таким образом семантические пласты в стандартной трактовке руины.
В философском же восприятии Германии и Австро-Венгрии руина являет логику истории, не всегда подвластной человеческой воле. Развитие темы «история и время» в XIX в. в частных случаях приводит к отождествлению самого явления торжественности руины не просто с «золотым веком», как у греков, а конкретно с имперским величием. Руина начинает осознаваться как естественное состояние архитектурного объекта, продумываемое на этапе замысла и проектирования.
Нацистское восприятие руин как запрограммированного инструмента выравнивания культурной значимости империй Древнего Мира и Третьего Рейха.
Возвращение романтических настроений в новом прочтении прослеживается в теории руин гитлеровской Германии между 1 и 2-ой мировыми войнами. Подобные настроения сочетали в себе, как называл его Д.Бартетцко, нацистский «вкус смерти» и следствие логики монументальности и имперскости. Во всех постройках архитектора Альбера Шпеера на территории Германии, а также в павильоне «Deutsches Haus» на международной выставке 1937 г. Демонстрируется возвращение имперских архитектурных тенденций в архитектуре государственных и партийных сооружений. Столкнувшись с неизбежностью быстротечности и забвения, Шпеер мог построить тысячелетний рейх только в вечном царстве смерти. Здания Шпеера не были предназначены для жизни и функционирования, но были задуманы с самого начала как знак смерти в распаде руин. В мемуарах Шпеера развёрнуто изложена позиция Адольфа Гитлера относительно силы эмоционального воздействия руин. При строительстве комплекса трибун на Цеппелинфельд было решено воплотить в жизнь теорию Гитлера о руинах. Он считал, что строительство без арматуры позволит при неизбежном в конечном счёте разрушении достичь образа величественных руин, прославляющих Третий Рейх. Наглядная связь с античностью и вдохновением руинами видна «теории ценности руин,» эстетической системы, о которой сам Шпеер, правда в 60-х гг., в мемуарах писал: «Строительству на Цеппелинфельде <…> мешало нюрнбергское трамвайное депо. После того, как его взорвали, я проходил мимо этого хаоса из разрушенных железобетонных конструкций; арматура торчала наружу и уже начала ржаветь. Было легко себе представить, как она будет разрушаться дальше.

Весь текст будет доступен после покупки

-

Весь текст будет доступен после покупки