Проблема формирования социально-экономической модели позднего сталинизма в довольно представительной историографии послевоенного периода советского государства занимает особое место, продолжая оставаться одновременно объектом наболевших общественных дискуссий, острой проблемой научного дискурса и «белым пятном» в исторической реконструкции советского периода.
Вместе с тем вырисовывается уникальная перспектива в дальнейшем развитии отечественного (и зарубежного) россиеведения. Ее проблематика противоречива, а направления диалектичны.
С одной стороны, в современных исследованиях отчетливо просматривается целенаправленный поиск к выявлению и установлению российской надэтнической идентичности.
С другой – при осмыслении феномена общественных трансформаций в постсоветский период отечественная гуманитаристика столкнулась с широкой гражданской потребностью в изучении советского образа жизни.
Не случайно значительная часть контента медиапространства, посвященного различным аспектам советского прошлого, обращена к реконструкции именно социальной истории. В таком контексте методологическому под-ходу к разработке концептуальной базы феномена «сталинской» экономической модели следует быть многомерным и соотносить значение модернизации не только с масштабом репрессий, но и с комплексом прагматических и ценностных ориентиров. При этом особую значимость должны приобрести и уже приобретают исследования социальной сферы экономики, позволяющей раскрывать социальную деятельность советского государства. В этом смысле драматичный послевоенный период предоставляет исключительный материал для анализа идеологии и практики социальной реальности советского времени.
Попытаемся критически рассмотреть некоторые вопросы научно-познавательных предпосылок для проведения фундаментальных социально-экономических исследований позднего сталинизма.
Объединяющим фактором в атмосфере чрезвычайной поляризации взглядов и крайней политизированности данной проблематики явилось общее для исследователей стремление преодолеть стереотипы в оценке политической экономии социализма и потенциала практической экономики советского государства. Однако следует признать, что доминантное направление на преодоление стереотипов советского политического и идеологического наследия в постсоветской историографии создало новый стереотип, конструирующий советскую реальность как антигуманную общественную систему, призванную манипулировать человеческими ресурсами в интересах деспотической власти.
Очевидно, что научно-экспертному сообществу не только не удалось достигнуть историографического консенсуса, но и сама возможность конструктивного анализа проблем сталинизма вновь оказалась под влиянием когнитивных практик, с одной стороны, и медийного исторического знания – с другой.
Весь текст будет доступен после покупки
